26 февраля 1902 года родился Николай Старостин – основатель спортивного общества «Спартак». Сегодня мы собрали истории, которые Николай Старостин рассказывал в интервью и своей книге. Потому что никто не расскажет о нём, о его жизни лучше, чем сам Николай Петрович.
Романцев: Старостин сказал мне: «Проиграем – отберут партбилеты»
***
«Сначала человек изобрёл колесо, а потом мяч. Тот самый мяч, который привёл к тому, что мы были арестованы. Два года я провёл во внутренней тюрьме в здании на Лубянке, а потом десять лет болтался по лагерям. Футбол нас в эту беду всадил, но вместе с тем – футбол нам помог в этом омуте не утонуть.
В футбол я попал, потому что отец, как каждый, желал дать сыну какое-то образование. Меня он поместил в училище Мансфельд – была такая коммерческая немецкая школа, которая готовила экономистов и финансистов. Школа участвовала в кубке средних учебных заведений Москвы – это было крупнейшее соревнование, которое проводилось весной-летом. Там я к футболу и пристрастился. Потом там же учился и мой брат Александр. Андрея же учили футболу уже мы, а Пётр прошёл про просеке, проторенной его старшими братьями».
«Появилось много версий, некоторые из которых успели стать легендами, о том, как и почему новорожденному дали имя «Спартак». А что было в действительности? В Промкооперацию входило более десятка союзов различных отраслей: швейный, кожевенный, текстильный, пищевой. Нужно было найти одно, всех объединяющее, название. Но что правда, то правда: искали его в муках. Мы с братьями и друзьями подолгу сидели вечерами у меня дома и ломали себе голову.
В памяти сохранилась поездка сборной Советского Союза в Германию в 1927 году, где нас принимали рабочие-спортсмены, объединенные в клуб «Спартак». У них был значок — поднятая рука с твердо сжатым кулаком. Я часто вспоминал впечатляющее зрелище: сотни встречающих и провожающих людей со вскинутыми в едином порыве руками. «Спартак» — в этом коротком и звучном слове слышалась мелодия порыва, таилась готовность к бунту, чувствовался неукротимый дух. Оно показалось мне очень подходящим. Конечно, я знал, кто такой Спартак. Но, признаюсь, прочитал знаменитую книгу Джованьоли уже после того, как все было решено».
«Я видел, как в ложе Лаврентий Павлович [Берия] в сердцах швырнул стул. Тогда я понял, что делаюсь для него персоной нон-грата. Когда-то, в 22-м году, мне приходилось играть против команды сборной Тбилиси, в которой он был среди участников. Запомнить его, как игрока, я не мог. Когда он появился в Москве и стал почётным председателем общества «Динамо», то продолжил горячо интересоваться спортом – не только футбольным. Жил он в особняке рядом с катком «Патриаршие пруды», где играл «Спартак». Лаврентий Павлович приходил со своей свитой смотреть на наш хоккей, спускался на лёд. Я подъезжал, разговаривал с ним, поскольку его положение меня обязывало это делать. Природа счастливой наружностью его не наградила: ожиревшая шея, глаза навыкате. У меня в то время в сознании просыпалась мысль, что вряд ли такая внешность может сочетаться с хорошими нравственными качествами. Я как-то привык, что по внешнему виду определяешь внутренний мир человека.
…Прибил муху и сказал: «Ух, «Динамо» проклятое!»
Лаврентию Павловичу не понравились мероприятия «Спартака», которые влияли на престиж «Динамо». Не нравилось ему, что «Спартак» первым показал футбол на Красной площади, обыграл басков. Наши отношения в конец стали неприязненными, когда устроили переигровку финала Кубка СССР. «Спартак» обыграл «Динамо» Тбилиси, получил трофей, прошёл круг почёта, а через две недели назначили переигровку!
Отсюда результат разгрома нашей семьи. Разгрома, результатом которого стало отсутствие 12 лет в Москве».
«В первое же утро своего пребывания в Хабаровске я начисто забыл о личных невзгодах и неприятностях. Потому что было утро 9 мая 1945 года. В тот день я искренне верил, что наконец там, наверху, смогут во всем разобраться, а значит, скоро наступят перемены. Я ошибся на восемь лет».
«Я отбывал наказание в Комсомольске-на-Амуре. Неожиданно для всех, а уж для меня особенно, раздался телефонный звонок из Москвы: Старостина просит к телефону Сталин. Пригнали за мной машину, повезли меня в Горкомпартии.
«Николай Петрович?» – раздался голос.
«Да», – ответил я в полном недоумении.
«Это с вами Василий Иосифович Сталин говорит».
«Батюшки», – думаю. «Здравствуйте», – тут же отвечаю.
«Ну как вы там?!».
«Да ничего».
«Мы тут думаем вернуть вас в Москву».
За мной прислали самолёт – прилетел Сергей Капелькин. Но в Москву я лететь не мог: меня освободили -16 – было 16 городов, где я жить не мог, как политический заключённый, в прошлом преступник. Капелькин напирал. Самолёт стоял. Я, можно сказать, поступил несколько опрометчиво, но сел и полетел всё же в Москву.
Меня повезли к нему в особняк на Гоголевский бульвар. Зашли – на первом этаже сидело командование и он сам. Это была оригинальная встреча.
«Ну, здравствуйте, Николай Петрович!» – сказал Сталин. И налил стакан водки себе и мне. «Ну, выпьем за встречу!».
Я ответил: «Василий Иосифович, я не пью».
«Ради встречи и со мной?!».
Положение было безвыходное. Наши спартаковские ребята, правда, пытались вступиться в мою защиту, но Сталин снова повторил: «Ну, выпьем, Николай Петрович».
«Ну, выпьем…».
Чокнулись. Выпил я эту водку, но на меня, как на человека непьющего, подействовала она своеобразно.
«Где ваш паспорт?».
Достал, отдал.
«На, – подозвал он своего адъютанта. – Поедь и пропиши его».
Уехал, я остался – мы ещё о чём-то поговорили, как спустя время вдруг привезли мой паспорт. Открываю – а там мой адрес, где я был раньше прописан.
«Василий Иосифович, – говорю. – Я пойду, домой схожу?».
«Спи, сынок, скоро вернусь». Как братья Старостины спаслись от смертного приговора
«… Я горжусь, что в семье Старостиных после всего пережитого никто не растерялся и не затерялся в жизни и еще четверть века и больше оставался в своем деле на виду».
Источник: championat.com
Получить Фрибет 10.000 рублей
